хлеба.
Рита слушала, смущалась и хотела поскорее избавиться от своего попутчика, чтобы не видеть глаза прохожих, бросавших удивленные взгляды на странную пару.
— А я живу неподалеку! — сказал Сергей, показывая на высокие «сталинские» дома, еле видимые из-за падающего снега. — Предлагаю зайти ко мне, я вам прочитаю главу моего последнего романа.
— Вы писатель? — удивилась Рита.
— Инженер, — сказал Сергей. — Я даже закончил институт… механический… или технический… Впрочем, это неважно. Но я пишу для себя и для друзей.
— Роман… — задумалась Рита. — А о чем?
— Читали Апокалипсис? Мало кто читал, и уж совсем мало кто представляет, как это будет в реальности. Там все закодировано, а я перевожу на современный язык. Вот вы знаете, с чего все начиналось?
Рита читала Новый Завет, который ей достался от бабушки.
— Ну… лунное затмение, землетрясение, ангелы, трубы, семь печатей…
— Вы просто удивительная! — Сергей остановился и снова взял ее за локоть. — Молодая, красивая, а помнит такие вещи! Вам нужно обязательно прочитать мой роман!
Они поднялись на восьмой этаж большого дома. В квартире Сергея было две комнаты с огромными окнами, выходящими на реку. Справа виднелся Краснохолмский мост, по которому медленно ползли машины. Набережная под окнами казалась пустынной, а на противоположном берегу реки Рита заметила вереницу снегоочистительных машин, обильно посыпавших дорогу солью. За ними выстроился длинный хвост грузовиков и легковушек, снег на дорогах был желтым или сине-фиолетовым, в зависимости от ламп в фонарях.
— Нравится? — Сергей подошел сзади и обнял Риту за плечи.
Рита не пошевелилась. Ей вдруг стало приятно находиться с ним в теплой пустой квартире, где их никто не видел, куда никто не мог прийти, где под окнами темнела замерзающая река и где по-холостяцки пахло пылью и табаком…
— Ну как он?
Подружка из библиотеки никак не могла понять, кто такой Сергей и понравился ли он Рите. Почему Рита молчит, смотрит в окно, о чем-то думает и ничего не рассказывает.
А Рита не знала, что ей рассказать. Перед глазами только стоящая на полу лампа, дубовый паркет, который так растрескался, что уже было нельзя по нему ходить босиком, темные пятна на старых обоях, длинная стена, заставленная книжными полками. А Сергея нет. Есть вкус растворимого кофе, липкая клеенка на кухонном столе, запах несвежего постельного белья, его прерывистое дыхание, острая боль и желание, чтобы все это быстрее закончилось. И еще — огромные стоптанные шлепанцы, ржавые пятна в ванной, неожиданно свежее полотенце, пахнущее мылом, треснутый кафель, пожелтевшая раковина и капли из крана.
И еще был лифт, довольно новый, с целыми кнопками и почти без надписей на стенах, тяжелая дверь подъезда, хлынувший в легкие свежий воздух с запахом талой воды, тротуар с тонким слоем первого снега, быстрое прощание возле метро и обещание позвонить, как только будет время.
Но Сергея нет. И больше не будет. У нее нет его телефона, да она и не стала бы ему звонить. Ей не интересен его роман, не интересны его друзья, к которым он приглашал на дачу, ей не интересны картины гениальных, но сильно пьющих художников. Ей хочется все забыть. Хотя нет, пусть останется в памяти вечерний мост, темная река и фонари, освещающие первый снег.
Счастье — это когда…
Счастье — это когда ты можешь взять ее за руку и в ответ почувствовать благодарное пожатие.
Счастье — это когда ты смотришь на крыло машины, видишь глубокие царапины и искренне говоришь, что это будет памятью о том, как ты училась водить машину.
Счастье — это когда тебе все равно, какая погода за окном.
Счастье — это когда ты вечером с нетерпением закрываешь глаза, чтобы быстрее проснуться.
Счастье — это когда раздается телефонный звонок, ты смотришь на определитель номера и начинаешь улыбаться.
Счастье — это когда тебе все равно, чем завтракать, чем обедать и чем ужинать.
Счастье — это не когда ты выиграл в лотерею, а когда есть кто-то, кто искренне этому обрадуется.
Счастье — это когда есть кому позвонить и сказать: «Мне плохо, приезжай, пожалуйста!» — но ты никогда это не сделаешь.
Счастье — это когда на твой горячий лоб кто-то положит прохладную ладонь.
Счастье — это когда утром, еще не проснувшись, ты идешь нетвердой походкой на кухню, с всклокоченными волосами и полузакрытыми глазами, а тебе все равно улыбаются.
Счастье — это когда ты веришь, что завтрашний день будет не хуже прошедшего.
Записка на салфетке
Я полюбил кафе «Адриатика», спрятавшееся в арбатских переулках. Там дорого, но зато всегда мало посетителей. В «Адриатике» можно заказать кофе и рюмку коньяка, а потом сидеть целый вечер, лишь иногда прося принести свежий кофейник. Обычно мы туда приводили девушек, чтобы просто отдохнуть после кино или согреться после прогулок по замороженным улицам. Мы сидели на мягких диванах, слушали негромкую музыку, наслаждались полумраком и разглядывали посетителей.
Я стал замечать, что в каждый раз, в восемь часов, открывалась дверь, и хрупкая девушка на костылях, немного скрюченная полиомиелитом, направлялась к столику, который специально для нее держали официанты. Она садилась и начинала улыбаться всем, кто на нее смотрел. Она многих знала, негромко здоровалась, к ней подсаживались, целовали ее, недолго разговаривали и уступали место следующим желающим с ней пообщаться.
Меня она очень интриговала. За столиком не была видна ее инвалидность, зато лицо было красивым, улыбка обворожительной, голос мягким, тихим и обволакивающим. Мне очень хотелось с ней поболтать, но я не знал о чем.
Однажды мне повезло. Как-то раз она вынула сигарету из пачки, стала чиркать зажигалкой, но огонь не появлялся. Она беспомощно огляделась вокруг, я вскочил, забыв про тех, с кем пришел в кафе, и бросился к ней, на ходу вытаскивая спичечный коробок. Я молча сел с ней рядом, зажег спичку, она прикурила и стала меня разглядывать.
— Я тебя тут часто вижу, — наконец сказала она. — И все время с разными девушками.
— Это просто знакомые, а это кафе мое любимое. Ты ведь тоже сюда часто приходишь.
— Это единственное кафе, куда я могу добраться из дома без посторонней помощи. Но оно и правда хорошее.
— У тебя тут много друзей.
— Да, тут многие из нашего поэтического клуба.
— Ты пишешь стихи?
Она замялась и обвела глазами зал. Я заметил, что несколько человек с любопытством наблюдали за нашей беседой.
— Стихи надо писать про любовь, — наконец сказала она. — А я видишь какая…
Я сглотнул комок в горле и прикрыл рукой ее маленькую ладошку.
— Не надо! — она резко вырвала руку. — Мне ничего не надо!
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Нет, но больше так не делай. Расскажи про себя.
Это я умел! Я попросил официантку принести мне бокал вина, закурил и начал рассказывать все, начиная с первого класса. Она внимательно слушала, улыбалась и даже смеялась, когда я описывал свои подвиги во время контрольных и на экзаменах в музыкальной школе. Когда я перешел к вступительным экзаменам в институт, мои друзья встали, помахали мне рукой и ушли. Я расслабился и начал подробно рассказывать про начало студенческой жизни. Тут моя слушательница немного заскучала и попросила сигарету.
— У тебя как-то все стандартно, — сказала она. — Ты теперь свою скучную жизнь пытаешься разнообразить девушками?
— А что значит нестандартная жизнь?
— Представь, что ты просыпаешься и не знаешь, доживешь до вечера или нет. И весь день живешь, как будто он последний.
— Это ты так живешь?
— Нет, но я знаю таких людей. С ними интересно, если они смелые. Я знаю смелых.
К нам подошел бородатый парень, поздоровался с моей собеседницей, расцеловал ее в обе щеки и вопросительно посмотрел на меня. Я встал, представился, извинился, оставил на столе деньги за вино и пошел к выходу.
На следующий день я пришел в кафе
